Масяня, прости! Ну не получается у меня Ичиго таким, каким ты его хочешь! Ну совсем никак! Т_Т Оно только так пишется и никак иначе (((

Сразу прошу прощения у читателей за бредовый конец этой главы. К сожалению, что-то более вразумительное у меня на этот раз не получилось. Простите >_< 

Перемещаться в подвешенном состоянии на плече мне не понравилось. Жестко, неудобно, так потом еще и кровь к голове приливает. Хотя блуждал по коридорам Гриммджо не долго, минут через пятнадцать он ввалился в какую-то комнату и свалил меня на кровать. Я тут же сел и огляделся. Вполне себе жилая комната, хоть и пустая почти. Только кровать, да шкаф в углу. И везде этот белый цвет, разве что постельное белье отличается оригинальностью – темно-темно-синего цвета, почти черного. И размерчик кровати не маленький, меня шесть раз положить можно. 

- Ну, что, котенок, попался? – Гриммджо потрепал меня по голове и даже попытался почесать за ухом. Что за?!. Шарахнувшись в сторону, стал отползать от приближающегося ко мне с привычной уже улыбкой кровожадного психа арранкара. – Что же ты, котенок? Я только поиграю с тобой, - почти промурлыкал Джаггерджак, присаживаясь на кровать и протягивая ко мне руку.

- Не смей называть меня котенком! – а уши опять прижались к голове. Вот только сложно сказать, от злости или от того чувства, что нервной дрожью пробегает по телу и так похоже не страх? Очень уж мне не нравится взгляд этого кошака, какой-то он… похотливый что ли? Ой! Ну вот, стараясь отползти как можно дальше от Гриммджо, я «наступил» рукой на свои так не вовремя отросшие волосы и, что естественно, упал на спину. Чем эта скотина и не преминула воспользоваться, нависнув на до мной и прижав руки к кровати. Ухмыльнувшись как-то особенно хищно, он резко наклонился к моей шее и укусил! А потом прошелся по месту укуса своим по-кошачьи шершавым языком!

- Мать твою, Гриммджо! Ты что творишь?! – возмутился я, брыкаясь и вырываясь. Но этот сукин кот меня в наглую игнорировал, правда только до того момента, пока я не заехал ему коленом в очень нежное и чувствительное место. Я все понимаю, мужская солидарность – это само собой, но совесть тоже иметь надо. Джаггерджак издал глухой стон, сложился в пополаме и ослабил хватку. А мне только этого и надо было. Выбравшись из-под тяжелого тела арранкара, я быстренько скатился с кровати, стараясь оказаться как можно дальше от этого извращенца голубого цвета. А ведь раньше я не придавал цвету его прически какого-либо значения, мало ли кто какой дурью мается? Видимо, зря.

- Куррросакии! – злобный рык с кровати и в глазах столько ярости, что я как-то инстинктивно прижал уши к голове, распушил хвост, выгнул спину, чуть втянув голову в плечи, чтоб прикрыть горло, и зашипел, оскалив зубы. И только ошарашено-удивленный взгляд Гриммджо привел меня в чувство. Кажется, он даже о боли в причинном месте забыл от удивления. А я краснел. Мучительно и ярко заливался краской от осознания того, что сейчас делал и отводил взгляд от удивленных голубых глаз. 

- Извини, - сдавленно выдавил я. Вроде и не за что извиняться, но мне стыдно за свое поведение.

- Ха-ха-ха! Курросаки, вот уж не ожидал, что ты окажешься настолько милым котенком! – заржал этот… этот… арранкар в общем. 

- Чё? – у меня от возмущения аж дар речи пропал, и уши торчком встали.

- Слышь, Курросаки, я тебя хочу! – нагло ухмыляясь, заявил мне этот кошак, разваливаясь на кровати.

- Ээээ… Это в каком смысле? – осторожно спрашиваю, пытаясь понять, чего ему вообще от меня надо и опасаясь его действий. Кто его знает, что в эту голубую башку втемяшится. И так видно, что данный индивидуум со своей головой не дружит.

- В прямом. Я хочу тебя трахнуть! – все та же наглая ухмылка и такой предвкушающий взгляд…

Сначала я просто онемел. Что только что сказало это голубое недоразумение? Он меня хочет что?!. С момента моего появления в этой комнате у меня мелькали мысли о нестандартной ориентации одного цветного придурка, но я никак не предполагал, что он и правда из этих.

- Ты… серьезно? – с трудом пропихнул слова через горло, борясь с немым шоком от услышанного.

- Серьезнее некуда. 

- Но… Я же парень! – в отчаянии пытаюсь достучаться до остатков его разума.

- А ниипет! – радостно скалится Джаггерджак, не сводя с меня взгляда. Нда, видимо разумом тут уже и не пахнет. – Слушай, котенок, мне похер, что ты парень. Я тебя хочу, и я тебя трахну. Так что выбирай: либо ты делаешь это добровольно, и тогда я обещаю, что тебе не будет очень больно, либо я сначала прогуляюсь до Генсея, повидаюсь с твоей семьей и друзьями, а потом вернусь сюда и все равно получу свое, но тогда уже тебе будет ОЧЕНЬ больно. И это я тебе тоже обещаю. 

- Ты не посмеешшшшь! – сдавленно шиплю я, вновь выгибая спину и скалясь.

- Да ну? И кто же мне помешает? Неужели ты, котенок? – Гриммджо мгновенно оказывается возле меня и, схватив за горло, выпускает свою рейацу. А у меня нет сил сопротивляться. Его рейацу давит, мешает дышать, прижимает к полу. – Ну? И что же ты решишь, а Курросаки? – шепчет он мне на ухо.

От осознания собственного бессилия хочется выть. Ничего. Я ничего не могу сделать, ничего не могу противопоставить этому наглому голубому ублюдку, у меня даже меча нет! Что мне еще остается?!

- Отпусти. Я согласен. – шепчу я и закрываю глаза, чтоб не видеть его торжествующей ухмылки. Да, я согласен, ради семьи, ради друзей я пойду на все, как бы пафосно это не звучало, даже на это. Но это не значит, что я забуду и прощу. Нет, Гриммджо, дай только выбраться, дай только вернуть свою силу, и ты мне за все ответишь.

- Молодец, хороший котенок, - мурлычет Джаггерджак мне на ухо, убирая давление рейацу, и проводит той рукой, что держал меня за горло, от шеи вниз по груди, и останавливаясь на поясе хакама. – А раз согласен, то… раздевайся! – и садится на кровать, не сводя с меня глаз.

- Что?.. – в горле резко пересохло, кровь отлила от лица, а руки начинают подрагивать.

- В чем дело, котенок, неужели передумал? – скалится Секста в сардонической усмешке. – Я жду. Или мне все же прогуляться до твоих сестричек? 

Ненавижу. Как же я его сейчас ненавижу! И он это знает и радуется еще больше, понимая, что я не смогу отказаться. Медленно развязываю пояс хакама дрожащими руками и позволяю им упасть к моим ногам, затем так же медленно стягиваю с себя косоде, опустив голову и стараясь не смотреть в эти наглые торжествующие голубые глаза. Лицо и шею заливает то мертвенная бледность ярости, то краска стыда. Стою перед Джагерджаком только в фундоши, не решаясь снять последнее. 

- Ну что же ты остановился? – Слышу над своей опущенной головой ненавистный голос. Джаггерджак хватает меня за волосы и заставляет посмотреть ему в глаза. Радостно скалится всей той беспомощной ярости и ненависти, что плещется в моих глазах и целует. Собственнически проталкивает сквозь зубы свой язык и чуть ли не насилует им мой рот. Жестоко, наслаждаясь своей властью, кусая губы в кровь, но в то же время с какой-то… нежностью? Как это может быть? Удивленно смотрю в лицо Гриммджо, рассматриваю длинные ресницы на тон темнее шевелюры, что прикрывают сверкающие глаза, и не отвечаю на поцелуй. Вообще стараюсь не двигаться. Но тут поцелуй становится другим, пропадает та жестокость, что причиняла боль, нет больше желания подчинить, осталась только нежность, которая так не сочетается с диким образом этого арранкара. Чужая рука, что до сих пор сжимала мои волосы, разжимает кулак и теперь лишь придерживает, не давая отстраниться. Другая рука обхватывает талию, и меня с силой прижимает к горячему мускулистому телу. Джаггерджак просовывает свое колено между моих ног и трется о мою промежность. Поцелуй становится мучительно нежным, медленным и глубоким. Сам не замечаю, как сильнее вжимаюсь в тело Гриммджо, вцепляюсь руками в его плечи и начинаю отвечать на поцелуй, нерешительно, неумело, осторожно… Какой-то судорожный рык мне в губы, и я снова падаю на кровать, и опять надо мной нависает этот голубой похотливый кошак, только на этот раз он предусмотрительно уселся между моих ног. Он снова целует меня, так же нежно, зализывая кровоточащие ранки, что оставил раньше, в процессе заводя руки мне за голову. 

- Твою мать, Гриммджо! Ты что творишь?! – мотнув головой, возмущенно спрашиваю я. Эта скотина, пока целовал, успел связать мне руки какой-то лентой и привязать ее к спинке кровати! Вот скажите мне, ну откуда он эту ленту достал?!

- Не дергайся, Курросаки, я же обещал, что тебе не буде очень больно, так что расслабься и получай удовольствие, - и вновь целует, но уже более страстно, более напористо, и пробегается пальцами по моему телу, чуть царапая ногтями кожу, заставляя меня вздрогнуть от стаи мурашек, промчавшейся вслед за его пальцами. Джаггерджак отрывается от моих губ, позволяя вдохнуть почти закончившийся в легких воздух, и припадает к шее, то покусывая, то вылизывая. Медленно, мучительно медленно и чувственно прокладывает дорожку из поцелуев-укусов от шеи до живота, а руки его в это время снимают с меня фундоши и прикасаются там, где меня еще никто не касался. Не знаю уж, где и с кем Гриммджо тренировался, но опыта ему не занимать. На меня накатывают волны наслаждения, вторя нежным ласкам, перемежаемым вспышками легкой, почти незаметной боли. Я сжимал зубы, чтоб не стонать в голос, сдерживался, как мог, заставлял свое тело не отвечать на ласку этих рук и губ, но проиграл. Предательская дрожь наслаждения прокатилась по моему телу, затмив разум и заставив кончить со сдержанным стоном. Потом я слышал лишь свое тяжелое дыхание, заходящееся бешеным стуком сердце в собственной груди и довольный смешок в стороне. Цветные круги перед глазами не давали мне увидеть Гриммджо, но это и к лучшему: мне было очень стыдно за реакцию своего тела.

- Нааадо же, а я и не знал, что мне достался такой чувствительный котенок, - довольный голос Джаггерджака раздражает, краска стыда заливает лицо, и не спрячешься, не отвернешься, он не позволит. – А теперь будь добр удовлетворить меня, Курросаки, - и опять это мурчание в голосе. Гриммджо стирает пальцами капельки спермы, что забрызгали мой живот, чуть растирает, даже пробует на вкус (Боги, ну нахрена он это-то сделал?!), а потом подносит эту руку к моей заднице. – Ррасслабься, котенок, тогда будет не так больно, - и я чувствую, как в меня проникает один палец, медленно, но настойчиво. Это было больно. Сдавленно зашипев, я выгнулся в попытке отстраниться, но хватка у Сексты железная. Пара минут мучений и становится чуть легче, я перестаю напрягать руки и натягивать свою «привязь», судорожно дыша и зажмурившись, чтоб не видеть его наглой и до отвращения довольной морды. А потом этот голубой садист резко вставляет в меня второй палец и моментально приникает ко мне в поцелуе, гася в зародыше рвущийся из горла крик боли. Не прекращая поцелуя, Гриммджо продолжает меня разрабатывать, второй рукой при этом, вновь лаская меня, заставляет испытывать наслаждение. В какой-то момент от пальцев Джаггерджака, что так старательно меня растягивают, по всему телу будто разряд прошел, заставляя выгнуться и распахнуть в удивлении глаза. Лишь чудом я сдержал стон удовольствия. 

- Что? Неужели нашел? – издевательски спрашивает этот кот и уже целенаправленно давит именно на ту точку. Меня хватает лишь минут на пять, потом я не выдерживаю: начинаю стонать в голос и уже самостоятельно насаживаться на пальцы Гриммджо. Я даже не заметил, как он вставил в меня третий палец. Удовольствие захлестывает с головой, заставляет забыть обо всем на свете, и ощущение пустоты, возникшее в какой-то момент, срывает с губ разочарованный стон.

- Не дергайся, котенок, я еще не закончил, - прошептал арранкар мне на ухо и резко вошел до основания. Я резко выгнулся, заходясь криком от неожиданной боли, а Джаггерджак не двигается, слизывая с моего лица выступившие слезы: слишком неожиданной и обидной была боль. Через пару минут и десяток другой нежных поцелуев, он начинает медленно двигаться, постоянно задевая простату. И я задыхаюсь от наслаждения, прося его не останавливаться, двигаться сильнее, глубже, быстрее… Это потом мне будет стыдно, плохо, больно, это потом я буду терзаться моралью, а сейчас есть только нежные руки, мягкие губы, тепло чужого тела и сводящее с ума удовольствие. В какой-то момент Гриммджо перевернул меня на живот, заставив согнуть ноги в коленях, и стал вбиваться в мое тело с утроенной силой. Мои стоны разносились по комнате, легким эхом отражаясь от стен, сознание захлестывало неизвестное ранее наслаждение и желание кончить. Не знаю, как долго это продолжалось, но кончилось очень бурно. После того, как Гриммджо схватил меня за хвост и нажал где-то в самом его основании, я с громким криком избавился от напряжения, судорожно выгнувшись и напрягая все мышцы, после чего провалился во тьму забытья. 

По сути в этой главе повторяется то, что было в предыдущих, но с другой точки зрения.

POV Гриммджо

Возвращение Айзена было очень неприятной неожиданностью, впрочем, как и возрождение Улькиорры с Нойторрой, вот уж кого терпеть не могу, так это заносчивую бледную эмо-мышь и бешеную одноглазую многолапку. Ну вот вернулся наш божок, собрал вновь Эспаду. Спрашивается, какого я опять к нему присоединился? А все просто – это повод и способ. Способ развеять скуку и повод еще разок подраться с Куросаки. Я не забыл своего поражения и хочу реванша! Поэтому был рад, когда Улькиорру отправили за рыжим шинигами, жаль, что не меня, конечно, но ничего, я могу и здесь подождать. И на кой хер Айзену понадобился рыжий, меня не ипет. Главное, что он будет здесь, и я снова смогу почувствовать упоение и бешеную радость от сражения с ним!

И вот после какого-то грохота в коридорах Лас Ночес, настал звездный час – Улькиорра притащил Куросаки пред темные очи нашего божка. Мать моя пустыня, это что? Это Куросаки?! Знакомая фигура подростка, несколько возмужавшего с последней нашей встречи, знакомый запах и отзвуки знакомой рейацу… которой слишком мало для Куросаки. Но не это самое главное. Волосы длинной чуть не до задницы, так хрен с ними, отрастить мог (чё, они правда так быстро растут?), но кошачьи уши и хвост?!. Как такое может быть?! Вот и Айзен спрашивает примерно то же самое у вылезшего из своей конуры Заэля. Ага, эксперимент, значит, рейацу запечатал и меч заодно… Фигово, так с ним хрен помахаешься. Только вот что-то мне сейчас уже особо и не хочется махаться, не думал, что из этого шинигами получится такой милый котенок! Что и сообщаю во всеуслышание, подходя ближе и радостно скалясь. 

- Захлопнись, Джаггеррджак! – огрызается рыжий с легким отзвуком рычания в голосе, сверкая своими шоколадными глазами. А зрачки у него вертикальными стали… Как всегда хмурится, но теперь еще недовольно прижимает уши к голове и виляет длинным рыжим хвостом. И все-таки, до чего же милое создание! А Айзен требует у Заэля вернуть все как было. Нет, все не надо, рейацу верните, а вот внешность оставьте, он мне так больше нравится! Вызываюсь присмотреть за этим котенком, божок наш разрешает, ему пофиг, главное, чтоб я Куросаки не прибил ненароком. Взваливаю объект своего умиления на плечо и иду в свою комнату. Рыжий брыкается и пытается вырваться, будто это ему как-то поможет! Отвесил ему шлепок по заднице, одновременно полапав. А ничего так задница, на ощупь мне понравилась, я смеюсь, решая, как именно буду играть с котенком Куросаки. 

Кто бы мог подумать, что я, Король, Гриммджо Джаггерджак, Секста Эспада буду умиляться на рыжего шинигами, который, победив меня, не убил, а сейчас превратился в беспомощного котенка?! Если б мне кто о таком раньше сказал, я б того сразу же разорвал на мелкие кусочки! А теперь вот сам себе удивляюсь, ощущая тяжесть на плече, напрягающиеся мышцы под рукой, и слушая голос с прорывающимися мяукающими нотками. Интересно, а Куросаки сам замечает, что иногда сбивается на недовольное «мряв!»? По-моему нет. 

А вот и моя комната. Бросаю Куросаки на кровать и подбираюсь ближе. Да, я придумал как хочу с ним поиграть. Рыжий бесится, пытается отползти подальше от меня, но это ему не поможет. Нависаю над распростертым подо мной телом. Ммм, как же он вкусно пахнет! Прикусываю кожу на его шее и тут же зализываю, пробуя на вкус. Вкусно.

Ссссука! А вот этого подлого удара я никак не ожидал! Где же твоя мужская солидарность, шинигами?! Разъяренно рычу и прихожу в полный ступор от его реакции. Даже боль отошла на второй план. Будь проклят Айзен, но как же мило смотрится Куросаки, когда вот так вот выгибается и шипит, скаля небольшие клычки! Все, я его хочу, и я его получу. Никуда ты от меня не денешься. Прямо заявляю рыжему, что хочу его трахнуть. Он то бледнеет, то краснеет. Тааак мило! Отбрыкивается. Приводит какие-то доводы… А мне похер, я хочу и точка. И вообще, не хочешь по-хорошему, будем по-плохому! Шантаж – очень действенный способ воздействия на таких вот героев, как Куросаки. Стоит пригрозить, что сделаешь больно семье и друзьям… Что и требовалось доказать. Мне нравится ненависть в его глазах, нравится ощущать власть над ним и понимать, что он не сдастся даже в таком положении, это распаляет охотничий азарт. 

Он раздевается так медленно, будто специально соблазняет, и останавливается на самом интересном месте. А я уже больше не могу ждать, поэтому вскакиваю с кровати, на которой сидел, и жадно впиваюсь в его рот поцелуем, кусая губы в кровь. У него такая вкусная, сладкая кровь… Куросаки замирает, словно не смеет пошевелиться, и с удивлением смотрит на меня. А я разглядываю его глаза сквозь ресницы. Две глубокие бездны цвета молочного шоколада и расширенные полоски зрачков. Не могу оторваться от его рта, но теперь целую со всей нежностью и аккуратностью, на которую способен, прижимая к себе как можно теснее, чтоб между нами не было и миллиметра воздуха. Просовываю колено между его ног, нетерпеливо потираясь, и он начинает отвечать… Все боги этого мира, сколько вас ни есть!.. (Айзен, к тебе это не относится, свали в сторонку!) Все, мне окончательно сносит крышу, и я швыряю этого котенка на кровать, пристраиваясь у него между ног (а вдруг он опять ударит? Удар коленом у него хорошо поставлен, он же мне так отобьет все, что шевелиться должно!). И снова целую, у меня просто нет сил оторваться. Незаметно для шинигами связываю ему руки и привязываю к спинке кровати лентой, которую не так давно у Гина спер. Нафига ему нужно было это изделие тканной промышленности, не имею никакого понятия. Я ее и спер-то только потому, что интересно было, а что это этот лис у себя в кармане постоянно таскает. И это было совсем не просто! Стащить ленту так, что бы он не заметил! В общем попотеть пришлось изрядно, да все зря. Обычная лента и ничего в ней нет такого, что бы оправдывало все мои мучения по изъятию данного ширпотреба из цепких лапок Гина без ведома хозяина. Зато сейчас очень даже пригодилась.

Куросаки опять возмущается и пытается брыкаться, но с раздвинутыми ногами и привязанными руками у него это плохо получается. А я, стянув с него последнюю тряпку, прохожусь пальцами по его телу, едва касаясь. Хочу знать. До безумия хочу знать на ощупь все его тело, все его чувствительные места. Я так старателен в своем изучении, что довожу котенка до оргазма. Какой же он чувствительный! Его стон был музыкой для моих ушей. Сдерживаться столько времени… А еще он невероятно милый, когда краснеет. Стерев пальцами его сперму с его же живота, пробую на вкус: сочетание чуть солоноватого и сладкого вместе с горчинкой. Вкусно. 

Мое нетерпение дает о себе знать, но я сдерживаюсь, обещал же, что не будет очень больно. Медленно ввожу в него один палец. Куросаки зажимается, шипит рассерженным котом и пытается отстраниться. Ха! Куда ты теперь от меня денешься, шинигами? Палец входит легче и свободней, а он жмурится я и пытается отвернуться. Ну нет, котенок, не прячься! Резко вгоняю в него второй палец и вжимаюсь поцелуем в его губы, проглатывая крик и ощущая вибрацию его горла. Невероятные ощущения. А потом Куросаки выгибается подо мной, распахнув удивленные глаза, за расширившимися зрачками радужки почти не видно. Я довольно скалюсь и продолжаю обрабатывать пальцами найденную точку. Когда котенок перестал сдерживаться, начинал стонать в голос и сам насаживаться на мои пальцы, я почти сорвался. И только неимоверное усилие собственной воли помогло сдержаться еще ненадолго. Третий палец в своей заднице Куросаки даже не заметил, а я больше не стал тянуть, резко входя в него до самого конца с тихим рыком. И еще одно неимоверное усилие воли, чтоб сразу же не сорваться в бешенный темп, разрывая рыжего. Нет, нельзя, я обещал… А слезы котенка такие же вкусные, как его кровь и сперма. Он весь такой вкусный… Так бы и съел. А впрочем, чем я сейчас то занимаюсь? Начинаю медленно двигаться, постоянно задевая ту «точку удовольствия» и постепенно увеличивая темп. А рыжик подмахивает, стонет так сладко возбуждающе и просит еще. От этой картины, остатки самообладания свалили в пустыню песок гонять, а я, перевернув Куросаки на живот, стал вбиваться в него с жадным рыком в яростном безумстве удовольствия. Долго это не продлилось, он такой узкий, а когда сжался, кончая, я не выдержал и разрядился в него. И только спустя пару минут понял, что шинигами вырубился. Перевернул его на спину и улегся рядом, разглядывая лицо котенка. Усталое, но в то же время какое-то умиротворенное. На мое лицо сама собой наползла довольная улыбка, среди переполняющих меня чувств все настойчивей давали о себе знать нежность и желание… защитить? Слишком непривычные и необычные чувства, совсем не свойственные Сексте Эспада, арранкару Гриммджо Джаггерджаку. Похер, я хочу его и только это имеет значения. Я решил. В задницу Айзена с его планами, рыжего я ему не отдам! Этот котенок будет моим! И пусть все миры катятся в преисподнюю, но я заполучу его! Я всегда получаю то, что хочу. Он будет моим!

Коменты, пожалуйста, и пожелания относительно развития событий ))

Похоже, что ООС цветет и пахнет, разрастаясь все сильнее... И все же надеюсь, что Bам понравится )

Пробуждение было совсем не радостным. Первая же попытка пошевелиться отдалась сильной болью во всем теле, особенно в спине и в заднице, отчего я сдавленно застонал сквозь зубы. Боги, да что за хрень? Это кто ж меня вчера так отделал-то? 

- Ну что, котенок, проснулся? – раздается рядом насмешливый голос с какими-то мурчаще-довольными нотками. С трудом поворачиваю голову в сторону и вижу просто сияющую от самодовольства морду Гриммджо. Эта голубая скотина лежит рядом, сверкая голым торсом, подперев рукой голову, а второй перебирает кончики моих длинных волос (отрежу, как только найду чем!). И меня накрывает лавиной образов, чувств, звуков. Воспоминания прошлой ночи настолько яркие, что хочется сдохнуть. Мучительно краснею, и на этот раз с губ срывается стон отчаяния, я падаю лицом в подушку, желая провалиться куда-нибудь глубоко-глубоко, чтоб никто не достал и не увидел. Над головой раздается довольный смешок, а я сжимаю руки в кулаки от переполняющих меня стыда и ненависти. Убил бы тварь, если б мог! И почему я его в тот раз прикончить не дал? Пожалел поверженного врага, ага. Тем более, что я изначально его убивать не хотел. Пожалел, остановил того одноглазого придурка в ложкообразном капюшоне и что? Ну и кто мне теперь дурак? Правильно, сам дурак, Ичиго, знал же, что нельзя оставлять живых врагов за спиной. Вот только не считал я тогда Гриммджо врагом. А сейчас? Считаю? Не знаю. Я ненавижу его, за свое унижение, за то, что он заставил меня сделать, угрожая моей семье, за то удовольствие, что я получал этой ночью (хотя за последнее, я и себя ненавижу), но, как бы парадоксально это не звучало, я не могу с уверенностью сказать, что он враг. Вот Айзен да, враг. Он хочет уничтожить все, что мне дорого, преследуя свои какие-то дурацкие цели, густо замешанные на мании величия. А Джаггерджак… А что Джаггерджак? Этому голубому (оказывается, что во всех смыслах!) арранкару и надо-то всегда было только подраться с кем посильнее, да доказать свое превосходство, доказать всем, что он Король. 

- Ээй, котенок! Ты чего от меня прячешься? – издевается эта скотина. А потом хватает за руку и прижимает к себе, переворачивая на бок. От неожиданности вскрикиваю от резкой боли и зажмуриваю глаза.

- Сссскотина, не тррррогай меня! – сдавленно то ли шиплю, то ли рычу я. 

- С чего бы это? – насмешливо-удивленно спрашивает Джаггерджак, проводя ладонью по спине от лопаток к заднице. Он что, не догоняет?

- Сука, руки убрал! У меня и так из-за тебя все болит! – злобно рявкнул я, уставившись в его небесно голубые глаза (и снова голубой цвет…). Гордость гордостью, а вдруг ему еще приспичит? Второго раза я не переживу. До дрожи в кулаках хочется стереть с его лица эту самодовольную ухмылку, да пошевелиться больно, а у него морда сразу такая удивленная стала. Он что, правда не понимает? Вроде опытный, тварь, если судить по тому, что ночью со мной творил (не краснеть, Куросаки, не смей краснеть!), а совершенно нихрена не въезжает. Даже я понимаю, что на утро после такого траха в любом случае будет больно, первый это раз (как у меня!..) или нет, и это при том, что парни и уж тем более секс между ними мне были абсолютно побоку! Вывод, либо этот сКот никогда не интересовался состоянием партнера, либо тренировался на бабах. Во второе верится с трудом, по мне так первый вариант вероятнее будет. А он еще и проверять полез, хватая меня за самое больное место. Взвыв чуть не во все глотку, я врезал Гриммджо по ребрам, не сильно, ему мой удар наверняка, что слону дробина, рейацу то у меня сейчас мизер. Но видимо моя реакция была достаточно неожиданной, раз он ослабил хватку и я смог откатиться от него на другой край кровати, где и затих, пережидая приступ острой боли. Боги, лучше б он меня мечем разделал, как Кенпачи при нашей первой встрече, тогда и то не так больно было. Всегда считал, что внешние повреждения переносить легче, чем внутренние. Удивительно уже то, что Джаггерджак меня не порвал, хотя в этом я не могу быть стопроцентно уверен. 

Арранкар полежал с минуту не двигаясь, потом, хмыкнув, встал и куда-то ушел. Что б он там заблудился и помер ненароком! Хотя нет, я лучше подожду, пока розовый транс вернет мне рейацу, и сам его убью. О да, я буду убивать его медленно и со вкусом, что б он, сука, прочувствовал все, что я о нем думаю! А сейчас остается только радоваться покою и отсутствию голубого и невыносимо ненавистного раздражителя. Покоя мне досталось около часа, точнее не скажу. Не так-то просто отстраниться от боли, а обезболивающего я просить не буду, пусть остатки (спасибо некоторым, не буду упоминать кому), но гордость у меня еще есть. А потом эта скотина вернулась, послонялась немного по комнате, ушла в соседнее помещение, бывшее, судя по всему, ванной, так как оттуда донесся шум воды, и выползла обратно в район кровати. 

- Ну что, Курросаки? Давай лечиться! – довольно осклабился Джаггерджак, подбираясь ко мне. Единственное, что я успел, это выдать возмущенное «мряв!» а потом зашипеть от боли, когда меня схватили и куда-то понесли. Я даже возмутиться как следует не мог, каждый шаг Гриммджо отдавался болью в теле, только и оставалось, что шипеть сквозь зубы и вцепляться когтями (и когда только отрасти успели?) в плечи арранкара. Это «куда-то» было совсем недалеко, – в ванной, где меня на удивление аккуратно опустили в горячую воду. Я сначала дернулся от неожиданности, а потом постарался расслабиться, удивлено разглядывая Сексту из-под ресниц. Он ведь, что удивительно, даже не зубоскалил над моим беззащитным состоянием. Просто молча сел рядом с ванной и смотрел на меня. Вот уж совсем не свойственное поведение для этого дикого кота. Вот так вот в молчании мы и просидели некоторое время, я в воде, а он на кафеле рядом. Я блаженно щурился, расслабившись и наслаждаясь ощущением отступающей боли. Меня даже разморило слегка, поэтому почти пропустил легкое шуршание одежды Гриммджо. А потом просто сидел, молча отходя от шока, потому что Джаггерджак стал меня мыть! Вылил шампуня на голову и аккуратно и нежно ее массировал, промывая волосы. 

- Гриммджо, что ты делаешь? – чуть отойдя от шока, сдавленно спросил я, стараясь не поддаваться наслаждению, что разливалось по всему телу от его рук (о да, массаж головы – потрясающая вещь!). Оказывается, у меня очень чувствительная кожа головы, особенно за ушами, так и хотелось заурчать, но я сдерживался, не хватало еще дать понять этому кошаку, что мне нравится, как он сейчас ко мне прикасается. А еще я старался не краснеть, потому что мне стыдно за такую реакцию собственного тела на чужие прикосновения. 

- Я же сказал, что будем лечиться, - как-то миролюбиво ответил Джаггерджак, намыливая мое тело. Я с удивлением и ужасом посмотрел на арранкара, боги, где тот бешенный зверь, что так жаждал меня победить в схватке? Это что еще за мама-кошка? Кто подменил Гриммджо?! Это куда он ходил, что возвращается… таким? Или это тот розовый маньяк от науки и с Секстой что-то сделал? – Ну и чего ты на меня так вытаращился, Курросаки? Я же с тобой еще не наигрался, что я буду делать, если ты так быстро сломаешься? Неет, это будет совсем не интерресно, - он чуть ли не урчал от удовольствия, смывая с меня пену. Все это время я просто молча сидел, не в силах пошевелиться от шока и отказываясь поверить в происходящее. Твою мать, это что же получается, эта скотина хочет устроить еще один заезд на мне? И, скорее всего, даже не один… 

- Ссссука! – с ненавистью выдыхаю я, стараясь увернуться от рук, нежность которых так не сочетается со словами их хозяина. 

- Не дергайся, больнее будет, - посоветовал Джаггерджак, вытаскивая меня из ванны и начиная вытирать большим махровым полотенцем. Я с трудом стоял на своих ногах, сжимая зубы и стараясь не качаться. Все-таки ноги меня сейчас с трудом держали и так и норовили подкоситься, что уж там говорить об активном сопротивлении самоуправству арранкара? Потом меня перенесли на кровать и повернули на живот и все, что я мог, это ругаться и высказывать одному голубому уе… уроду, что я о нем думаю. На что он только посмеивался и хмыкал.

- А вот теперь терпи, шинигами! – и радостный оскал садиста на всю морду лица. Я даже не успел ни возмутиться, ни поинтересоваться, что Гриммджо собрался делать, как он, открыв какую-то баночку с приятно пахнущей вязкой субстанцией, стал смазывать этим то самое больное место, которое почти порвал ночью, проникая внутрь. Я, выгнувшись, вцепился в подушку зубами и когтями, разрывая ее в клочья, но стоически терпел и не проронил ни звука до самого конца экзекуции. Ситуацию ухудшал тот факт, что я инстинктивно сжимался, мешая чужим пальцам проникать в меня, от этого боль чувствовалась острее. Все действо доморощенного садиста голубого цвета продолжалось, наверно, пару минут, по истечении которых, я почти перестал чувствовать боль. Это что же получается, Джаггерджак где-то раздобыл это своеобразное болеутоляющее? Для меня? Я уже абсолютно не понимаю, что происходит. Действия Гриммджо никак не вязались с его словами и с тем Секстой Эспада, которого я помню. Где та необузданная бешенная сметающая все на своем пути ярость и осознание собственной силы и собственного превосходства? Где тот дикий, но разумный зверь? Верните мне того смертельно опасного, но такого понятного Джаггерджака!

- Вот и все, котенок, отдыхай, вечером продолжим с того, на чем остановились! – насмешливый голос с многообещающими мурчащими нотками и легкий шлепок по моей голой заднице, после чего это голубое недоразумение покинуло комнату, оставив меня в почти невменяемом состоянии. Боги, помогите мне слинять отсюда до того, как он вернется, я не хочу повторения того, что было, я же не железный!

И все таки… Не враг?..

POV Гриммджо

Вот уже несколько часов я лежал и смотрел на лицо спящего Куросаки, слегка перебирая кончики его длинных и таких мягких волос. Смотрел и умилялся, боясь разбудить. Никак не могу понять, что со мной происходит? Почему я так себя веду?..

Рыжий застонал и проснулся. И чем ему не понравилось мое приветствие? Я же такой добрый и мирный сейчас! Хочу еще раз прижать его к себе и не отпускать, а можно и продолжить начатое, а то одного раза мне было мало. Чего это он так ругается и шарахается? Ему что, больно?.. Но почему? Я же старался не причинять боли, или все-таки сделал что-то не так? Если да, то это не хорошо, я обещал, что сильно больно не будет, а сейчас получается, что обещание я не сдержал. И это меня бесит! Я привык отвечать за свои слова! Хм, и что мне теперь делать? А делать нечего, придется идти к тому розовому уебку, чтоб он дал что-нибудь обезболивающее что ли… Заодно узнаю, как там у него дела с возвращением рейацу одному рыжему котенку. 

В лабораторию я завалился как всегда не вовремя. Это не удивительно, к Заэлю вовремя никто никогда еще не заходил. Около двадцати минут пришлось объяснять, за каким хером я, собственно, приперся, после чего розовое чмо очень заинтересовалось реакцией Куросаки на наш секс. Заэль даже поприсутствовать хотел, но я послал его далеко и на долго, не собираюсь делить рыжего ни с кем! Я так взбесился, что чуть не забыл спросить о главном! В ответ узнал очень много нового о себе и своих родственниках (вот уж не знал, что этот розовый транс может ТАК ругаться!), а так же был поставлен в известность, что до моего прихода исследования были в лучшем состоянии, а теперь половину работы придется делать заново. А нехуй было меня злить! Я же сказал, что рыжий мой! 

Вернувшись к себе, застал Куросаки в той же позе, что и до ухода. Пока приготовил все в соответствии с наставлениями Заэля, котенок даже не пошевелился, только ушами шевелил, прислушиваясь, да кончиком хвоста подергивал. А потом я его мыл, наслаждаясь моментом и возможностью совершенно спокойно прикасаться к его телу. Видеть такую степень невьебенного афигения на его мордашке было очень забавно! По-моему он никак не мог въехать, что это действительно я! Хотя вполне его понимаю, сам никак не могу поверить, что действительно все это делаю. Впервые в жизни мне не хочется драться, чтоб развлечься и насладиться адреналином, зашкаливающим в крови. Сейчас мне просто достаточно обладать Куросаки. А потом я его лечил. Знаю, что ему было очень больно, но он не проронил ни звука. Хм, я даже начал им гордиться! Оказался в такой ситуации, а все равно остается тем же сильным и гордым мальчишкой. И ведь даже не понимает, как на меня действует его голое тело, как мне хочется прикоснуться к нему, проследить языком все мышцы, что напрягаются под его кожей. Слизать все капельки влаги, что натекли с длинных волос… Так, надо сваливать, а то я не удержусь и на этот раз точно его порву. Прежде чем удалиться, пообещал рыжему увлекательную ночь, надо же ему хоть немного нервы потрепать, чтоб не расслаблялся.