Никаких истерик. Воспринимать замену как должное. Просто никто не вечен на своем посту, вот и меняется начальство. Словно началась новая эра. Воздух в кабинете стал другим. Теперь здесь сладко пахнет цветами. Когда лейтенант приходит утром на рабочее место, каждый раз видит в вазе на подоконнике свежий букет. И пытается вспомнить, чем же пахло раньше. Он еще может сотворить в памяти то сочетание оттенков, но объяснить ассоциации невозможно. Новый капитан всегда приходит раньше, сменяет цветы в зависимости от своего настроения, проветривает и удаляется на построение. Еще на второй день совместной работы был отдан приказ лейтенанту приходить строго в восемь, не раньше, оставаться в кабинете и ничего не делать до возвращения начальства. Каждый день проходит в нормах устава. Они распределяют на задания рядовых и офицеров соответственно умениям, в свою очередь отправляют дежурный отряд в Руконгай, проводят тренировки, обедают, обсуждают литературу и бытовые вопросы, снова тренируются... Кира больше не задерживается допоздна, он освобождается четко по распорядку. Капитан делит труд ровно на двоих, пишет все аккуратно и с первого раза начисто. По пути в свою комнату лейтенант думает о том, что же было раньше. Ему уже кажется странной идея задержаться и дописать что-либо, ведь завтра он может спокойно доделать, не выслушивая унижающую тираду. Отряд идет в ногу с временем, одна мысль о возможных запарках и оформлении бумаг "на вчера" выглядит абсурдной. Кира ложится спать во время, прописанное статистическими нормами. Он крепко спит, обеспечивая наутро бодрость и хорошее настроение. Всего пару минут пребывания на границе меж сном и явью Киру накрывают воспоминания о запахе в кабинете хотя бы два года назад, о боли в глазах от писанины в полутьме и полудреме, о тонких руках, поддерживающих под локти, гасивших свет, поправляющих волосы. И о том, как Изуру просыпался в кабинете, не вспоминая, как перебрался на диван и когда был накрыт хаори. Слабость овладевает всего на пару минут. Лейтенант знает, что днем эти эмоции покинут его, а вечером снова посетят, коротко. Только бы переждать сейчас. Немыми губами плетется поток слов, будто заклинающих успокоиться и перешагнуть. Чувство тревоги глухо бьется в его голове, но не может быть услышано за пеленой опустошенности, намерено защищающей от боли. "Ты всего лишь не можешь смириться, как ребенок". Ложь. Он уже давно привык, только рассказывает сам себе вымышленные оправдания. "Это изменение сильно поразило тебя, но больше ничего не произойдет". Каждый вечер Изуру повторял одни и те же слова, часто не замечая момента, когда начинал говорить вслух. Словно пел себе колыбельную со страшным текстом, леденящим душу. "Не нужно больше переживать этого. Конечно, невозможно без последствий пережить смерть того, кто несколько лет сутками был рядом, но я должен". По всему Готею ходили слухи о лени и жестокости капитана, но это были только слухи. Кира же знал его настоящим, видел своими глазами: Ичимару уставал, как и все, хандрил, срывался, засиживался вместе с лейтенантом допоздна, пытаясь помочь с бумагами. Пользы было мало из-за неаккуратного почерка, но это грело даже больше, чем чай, завариваемый в особо напряженные ночи самим Гином... Так каждый вечер Изуру проваливался в воспоминания, как бы не старался держаться. Все свои негативные ощущения юноша списывал на пережитое. И это тянущее беспокойство так же, он убедил себя забыть о нем. Воспитывал в себе хладнокровие. Поэтому принял начало новой войны спокойно, будто зная, когда и чем она закончится для него.
| 
